Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "В"

1. Траугот В.: Волшебный мир Чарушиных (династия Чарушиных).

Входимость: 1. Размер: 10кб.

Часть текста: смотрю на такие шедевры, как «Волчишко», «Черный сокол», «Вольные птицы», «Как мишка большим медведем стал», «Щур», «Стрикс», «Сорока», «Животные жарких и холодных стран»... перечислять можно очень долго. Теперь, больше сорока лет проработав над книжными иллюстрациями, задумываюсь, как рисунки, в течение семидесяти лет тиражируемые десятками миллионов экземпляров, совершенно не утратили качеств высокого искусства, не стали привычным ширпотребом? Котлом, где оно выплавлялось, был ленинградский Детгиз - удивительное явление культуры 20-х-30-х годов. Сколько сверкающих талантов собралось вместе: Лебедев, Тырса, Лангины, Ермолаева, Пахомов, Васнецов, Чарушин, Курдов, Маршак, Житков, Шварц, Заболоцкий, Хармс, Введенский, Олейников, Бианки и многие, многие другие. Это были новаторы, сделавшие детскую книгу необыкновенным явлением современного искусства, замеченным и признанным во всем мире. В этой блестящей плеяде Евгений Иванович Чарушин занимал видное и признанное место. Очень хорошими анималистами были и Лебедев, и Тырса, но Чарушин создал свои, ни на кого не похожие образы птиц и зверей. Никто так не чувствовал мягкую пушистую фактуру зверя, пластику его движения и, уж конечно, редко кому удавалось так здорово нарисовать медвежонка, волчонка,...

2. Кузнецов Э.: Звери и птицы Евгения Чарушина. Часть 3.

Входимость: 4. Размер: 81кб.

Часть текста: Он не мог простить Чарушину, что тот еще и пишет рассказы. Значит, он недостаточно одарен в своей области, если его тянет в соседнюю» 17 . Понимая своего ученика как художника (может быть, так, как тот сам себя не понимал), Лебедев оказался нечуток к нему как к человеку. В литературу Чарушина привели не неудовлетворенность собой или недоверие к себе как к художнику, и не жажда славы, и не желание утвердиться и здесь. Не подвижник, не фанатик, не честолюбец, жизнь свою он воспринимал цельно и не в силах был разделять на что-то главное (чему надо посвящать себя целиком) и не главное (без чего можно обойтись). Недаром в одной из своих поздних статей, объясняя ребятам, что такое родина, он писал: «А ведь родина — это и запах сосны и ели, и аромат полей, и поскрипывание снега под лыжами, и синее морозное небо, и воспоминание о варке ухи на берегу» 18 . Конечно, «главное» было — его труд художника и писателя. И это главное, конечно, отнимало значительную часть его мыслей, чувств и сил. Но и все остальное ему было нужно, ни от чего он не мог отказаться: и охота, и семейные хлопоты, и возня с птицами и зверями, и поездки за город, и проказы с друзьями за праздничным столом, и изобретение странных машин — все, все это давало ему ощущение полнокровности жизни. Творчество не было для него средством к чему-то — от возвышенного «учить», «воспитывать» до житейского «зарабатывать», «выдвигаться», хотя и заработкам, хорошим заработкам признанного мастера он был рад и известностью наслаждался искренне. Творчество было для него потребностью, частью его существа и существования. И желание писать возникло у него от нормального желания поделиться с другими тем, что ему самому дорого и интересно — рассказать. Все или почти все, что он написал, — автобиографично, все взято из его жизни. Он сам об этом не раз заявлял:...

3. Кузнецов Э.: Звери и птицы Евгения Чарушина. Часть 2.

Входимость: 2. Размер: 30кб.

Часть текста: к потребностям иной жизни. Экономили на носках, покупая чулки и обрезая и подвертывая их, когда они снашивались. При всем том пытались франтить. Чуть ли не сами шили себе наимоднейшие штаны-гольфы. Из Вятки бабушка слала Чарушину и его друзьям шерстяные носки домашней вязки — пестрые, с петушками, с узорами. С гольфами такие носки выглядели почти элегантно. Самому Чарушину жилось несравненно лучше других. Правда, он еще донашивал штаны, сшитые из суконной скатерти, на которой от влаги начинали проступать споротые узоры. Но зимой он ходил в роскошной пыжиковой шапке и в мохнатой куртке из собачьего меха. Он все время получал из дому посылки с едой, и посылки эти, неизменно упакованные в одинаковые, липового дерева, ящики из-под масла, уничтожались в тот же день при участии набегавших друзей. Уничтожения назывались оргиями, при всем том, что жизнь была самая скромная: пили редко и мало, и посещения любимой пивной «Олень» оказывались пределом разгула. Всегда общительный, интересный людям, вызывающий доверие, Чарушин обрастал друзьями и приятелями. К старому другу Васнецову прибавились новые — Валентин Курдов, потом Николай Костров, Василий Кобелев, и еще, и еще — «свои» с живописного факультета (и не только с него) и другие «свои», земляки, знакомые по вятскому землячеству, которое, по старой традиции, существовало в Петрограде, в громадной и сильно неухоженной студенческой квартире на улице Халтурина. Для веселья находилось время. Продолжались вятские проказы, розыгрыши, шутки и даже потасовки. Васнецов до конца дней своих не мог забыть «трещалку-черкалку», изобретательно сделанную Чарушиным из спичечного коробка, тайно спрятанную и по ночам пускаемую в ход посредством нитки. Не из-за того ли эти сердечные друзья все-таки в конце концов предпочли жить врозь? Впрочем, Чарушин по...

4. Любимов В.: Чарушины из "Словаря вятских родословных".

Входимость: 3. Размер: 6кб.

Часть текста: Чарушиных-живописцев (<Промысел имеет иконного художества> - 1795; <Промысел имеет иконный в торг производит в нижнем рынке, в лавке разным мелочным товаром> - 1801) и передал свое уменье, мастерство детям. Как и родитель, поначалу числился черносошным крестьянином, жительствующим в Большой слободке, но позднее (1795) записался в Вятское купечество, объявив соответствующий капитал (1010 рублей). В 1793 был сотником в управе благочиния, а с 1792 по 1809 - старостой своей Донской Богородицкой церкви... Дмитрии Яковлев Чарушин (1813-1900) -внук Дмитрия Ивановича. Воспитанник А. Л. Витберга, Окончил Академию художеств. Вел дневник (ныне в Пушкинском доме и отделе рукописей ГПБ им. Ленина). Сохранилось несколько его работ - портретов вятских современников и родных, а также автопортретов. Умер холостым... Аполлон Иванович Чарушин (1820-1866, Орловский уезд) - также внук Дмитрия Ивановича. Его сестра Елизавета в 1848 г. венчана с чиновником Василием Яковлевым Широкшиным, дядей матери А. С Грича (их внучку Зинаиду взял на воспитание И. Ап. Чарушин). Чиновник, Начинал канцеляристом Вятскол строительной и дорожной комиссии. Перешел в палату уголовного и гражданского суда, где дослужился до помощника столоначальника (1843). Затем переехал в Орлов письмоводителем Окружного Управления. В 1843 году в Вятке Женился на дочери секретаря Иранской городской ратуши Луки Михайлова Лукина Фаине (1822-1849). Вторая жена - дочь орловского купца Екатерина Львова Юферевз (ум. 1909). Их дети (все родились в Орлове): Лидия (р. 184$) - вышла замуж за чиновника Вятского казначейства А. А. Лопатина, затем за некоего Зайцева, жила в Орлове (1910); Николай (1851 - 6 марта 1937, Макарьевское кладбище); Юлия (р. 1854) - вышла замуж за губернского секретаря Ивана Павлова Хорошавина; Аркадий (1857-1922, ...

5. Кузнецов Э.: Звери и птицы Евгения Чарушина.

Входимость: 15. Размер: 34кб.

Часть текста: Край в самом деле чудесный. Зеленые леса и синие реки. В лесах полно зверья, в реках — рыбы. Лето жаркое, зима студеная. «Отец брал меня во все свои поездки... Ездили мы и днем и ночью, лесами и лугами, в пургу и осеннюю непогоду... И волки за нами гнались, и въезжали мы на токовища тетеревов, и глухарей вспугивали с вершин сосен. Случалось, что и в болоте тонули. И восход солнца, и туманы утренние, и как лес просыпается, как птицы запевают, как колеса хрустят по белому мху, как полозья свистят на морозе — все это я с детства полюбил и пережил». Это все вятский край, взрастивший немало художников, а среди них таких, как Аркадий Александрович Рылов и как товарищ Чарушина Юрий Алексеевич Васнецов. Однако природа нигде не бывает дурна (если только она слишком уж не загажена и не изуродована) и везде способна пробудить художника — и в пустыне, и в тундре, и в горах, и в степях. Да и рос-то Чарушин, в конце концов, не в глухой лесной сторожке, под сенью дерев, а в городе, губернском центре, пусть и не из больших, но способном дарить свои собственные, чисто городские впечатления. Правда, Вятка не блистала архитектурными красотами — замечательными ансамблями или хотя бы зданиями. Достопримечательностей всего-то в ней и было, что громадный собор, построенный горемыкой Вит- бергом во время его вятской ссылки. Но город был по-своему хорош. Особенно и общепризнанно с реки: на трех крутых холмах теснились маленькие ярко выкрашенные домики, большей частью деревянные — зеленые, белые, розовые, желтые, с яркими же крышами — зелеными (если крыша железная) и красными (если деревянная); сияли золотые маковки множества церквей. Изнутри Вятка была менее привлекательна, хотя не лишена обаяния. Параллельно реке, которая тоже называлась Вятка, тянулась предлинная улица, переваливаясь с холма на холм, а поперек к реке сбегали другие, тоже неровные, поросшие...